Наследственная аристократия

Образ государя появляется также у Конфуция, однако его черты распространяются и на «благородных мужей» (цзюньцзы). Характерно, что. сохраняя древнюю формулу   («Красота подобна сущности, сущность подобна красоте»; «тело не целостно… человек не совершенен»), в его школе относят этот идеал только к цзюньцзы. Это означает, во-первых, что рядовые члены общины из него уже исключаются; а вонвторых, что право царя стоять выше других оспаривается: наследственная аристократия, обосновывая теоретически равенство цзюньцзы-тосуя^ря и цзюньцзы-благородного мужа, считает царя лишь первым среди равных. Обусловленный внешним совершенством комплекс добродетелей (того же почтения к предкам, старшим и родичам, с добавлением — к высшим) ориентирован у Конфуция также на внешнее проявление. Особое значение он придает костюму и осанке, благодаря которым цзюньцзы выделяется из толпы: «Благородный муж поправляет на. себе шапку и одежду, полным достоинства взором и суровым видом внушает трепет тем, кто на него смотрит». Приверженность к древнему принципу равенства внешнего и внутреннего не позволяет Конфуцию понять различие между эстетическим и этическим, и на вопрос о том, что называется «пятью [видами] прекрасного», он отвечает: «Благородный муж творит благодеяния, но не расточителен; утруждает [народ], не вызывая [его] ропота; в желаниях не доходит до алчности; в покое — до надменности; он величествен, но не внушает страха». Для конфуцианцев «прекрасное» так и остается «добрым».

Тезис Гуаньцзы о «сердце в покое» в противоположность Конфуцию развивают даосы. Уже у Лаоцзы появляется та концепция, которая составит особенность даосского идеала и вклада даосской школы в историю эстетической мысли в Китае. В ней оспаривается единство внутреннего и внешнего: «Искренние слова не красивы, красивые слова не искренни; добрый не красноречив, красноречивый не добр». Прекрасная форма, утверждает Лаоцзы, может * скрывать ущербное содержание, и, напротив, под ущербной формой может обнаружиться прекрасное содержание. Более того, им утверждается новое единство: «Безобразное — вот почему все в Под-небеоной узнают, что прекрасное является прекрасным; злое — вот почему все узнают, что доброе является добрым». Все познается лишь в свете единства противоположностей, и изучение прекрасного становится у даосов основой для эстетики безобразного. Целая галерея уродов и калек воспевается у Чжуанцзы как образец внутреннего совершенства:

«Что за человек безобразный вэсц, которого звали жалкий Горбун То?.. Он не стоял на престоле — не мог спасать от смерти; не получал жалованья — не мог насыщать голодных; своим безобразием пугал Поднебесную… и все же к нему стремились и мужчины и женщины… Он должен был быть человеком целостных способностей, добродетель которого не [проявлялась] во [внешней] форме».

Углубленный внутрь идеал даосов прямо противоположен обращенному во внешнее идеалу конфуцианцев, а, кроме того, зачастую направлен против «благородного мужа» и самого Конфуция. В одном случае это Ван Кляча, которому «отрубили ногу за преступление». За ним следует столько’ же учеников, сколько за Конфуцием. Другой — Беспалый, также вследствие наказания после беседы с Конфуцием объявляет, что тот «не сумел стать настоящим человеком», что такова «кара, [наложенная] на него природой». Калеки и уроды у Чжуанцзы оказываются не только способными к физическому труду, но и духовно возвышаются над «мудрецами». За этими образами встает социальное содержание: протестуя против обязательной дли конфуцианцев физической красоты «благородного мужа», даосы защищают обездоленных, порабощаемых и других представителей социальных низов. Они отказываются от старого термина цзюньцзы, ибо «благородные мужи… постигли обряды и долг, но невежественны в познании человеческого сердца». У них вырабатывается свой образ мудрого, который «одет в рубище, по хранит за пазухой нефрит», свой термин для него — «настоящий человек». Это— мыслитель, в котором нет «трепета» ни перед заветами древних, ни перед сильными мира сего, пи перед «волей Небес». Для даосского мыслителя небо — это природа («естественность»), которой нужно следовать.

Прокомментировать