Скульптурное изображение гения-хранителя

Особую категорию религиозной литературы составляют вопросы к оракулу о грядущих событиях и так называемые тексты сожжения, содержащие перечисление грехов, которых молящийся якобы не совершал (при этом на жаровне сжигались зерна).

Наконец, в вавилонской литературе можно проследить зачатки драматического искусства. О нем свидетельствуют диалоги, самостоятельные или включенные в эпические произведения. До нас дошли также тексты, свидетельствующие о настоящих мистериях, разыгрываемых в храмах, типа египетских религиозных драм в честь Осириса. Изображались истязания и убийство бога Бела — Мардука и его последующее воскрешение, что сопровождалось жалобными песнями хора молящихся и заканчивалось торжественным гимном в честь воскресшего бога.

Определенное значение имеют своды законов как центрального вавилонского правительства, так и самостоятельных правителей отдельных областей (например, Эшнунны). Используя шумерские образцы, начиная с древнейших законов Урнамму XXII вв. до н. э., вавилонские законодатели внесли много нового. Наиболее известен кодекс, составленный при царе Хаммурапи (середина XVIII в. до н. э.). Он интересен не только как своеобразный памятник юридической мысли, но и с чисто литературной стороны. Во вступлении к законам и в заключении говорится от имени царя об его нравственных обязанностях по отношению к слабым и обездоленным. В самом конце в поэтической форме с большим пафосом говорится о бедствиях, которые постигнут того, кто посмеет изменить законы.

Если вавилоняне создавали свою литературу в значительной мере на шумерийских образцах, переводили их на свой язык и переделывали, комбинируя и широко пополняя новыми элементами, то ассирийские авторы в свою очередь воспроизводили вавилонские образцы. Это было тем более удобно, что ассирийский диалект был очень близок к вавилонскому. Не случайно в библиотеке ассирийского царя Ашшурбанипала (VII в. до н. э.) подавляющее большинство литературных памятников оказались явными копиями вавилонских, а порой и шумерийских произведений.

Однако не нужно думать, что ассирийцы не были способны к самостоятельному поэтическому творчеству. Конечно, конкуренция общепризнанной вавилонской литературы, считавшейся классической и неподражаемой, мешала инициативе придворных писателей, от которых требовали переписки или в лучшем случае слепого подражания старым образцам. Но была сфера, в которой необходимыми оказывались новые приемы. Это царские летописи. Если на первых порах они представляли собой сухие повествования, перегруженные статистическими данными и шаблонными прославлениями царских походов и строительства, то летописи Сайгона II, Синахе-риба и Ашшурбанипала превращаются в художественные произведения. Авторы описывают дикие скалы, пропасти, горные ручьи и рисуют образ преступного врага, собирающего вокруг себя кровопийц, беглецов, потерянных людей. Широко применяются речи действующих лиц. Иногда автор прибегает к гротеску в образе урартского царя Русы, который в отчаянии бросается на свое ложе и отказывается принимать пищу, или воспроизводит преувеличенно кровавые сцепы.

Скульптурное изображение гения-хранителя   у ворот   дворца Ассирийского царя Саргона II.

Наряду с этим подчеркиваются до вульгарности трагикомические моменты в изображении врагов, страдающих медвежьей болезнью, напавшей на них на поле битвы. Как ни смотреть на эти литературные искания, они безусловно свидетельствуют об оригинальности ассирийских авторов.

К концу существования Ассирийской державы на се территории широко распространяется арамейский язык. Древнейшим крупным литературным произведением па этом языке является повесть об Ахикаре, действие которой разыгрывается при дворе ассирийских царей. Эта повесть является своеобразной рамкой для сборника поучений. Арамейский оригинал обнаружен в Египте в рукописи V в. до н. э. Известны более поздние версии па разных языках (арабская, древнерусская и др.).

Прокомментировать