Комментаторские наслоения в «Книге песен» замечательно вскрыл еще в XIX в. академик В. П. Васильев. Он отбросил все комментарии, подверг анализу сами песни и нашел в них «живое и ясное выражение обыденных чувств, всего того, что занимало народ, эту, так называемую сермяжную братию» 1. Рассматривая песни как подлинно народное творчество, он разделил их на песни свадебные, любовные, насмешливые, жалобные, служебно-чиповничьи и хозяйственные, включая и календарные. Критику древних толкователей, еще более систематическую, дал академик Н. И. Конрад в своем предисловии к «Книге песен»2.

Вследствие того же классового отбора трудовая песня в полном смысле слова сохранилась только одна — «Подорожник». Тогда как именно трудовые песни, исполняемые во время работы, приспособленные к се ритму, и являются наиболее ранними. Ведь главным в жизни древнего человека был труд, обеспечивающий возможность существования. При отсутствии же опыта и совершенных орудий этот труд был очень изурительным, поэтому все усилия человека и направлялись к тому, чтобы его облегчить.

Песня «Подорожник», например, крайне проста:

Рвем да рвем подорожник — Приговариваем:  рвем его.

Рвем да рвем подорожник —
Приговариваем:  берем его…                              (I,  I,

(Перевод Б. Друмевой)

Здесь, как и в двух остальных строфах, сам труд является содержанием, которое ограничено названием производимого действия. По лексическому составу — это глагол и существительное. Для исполнителя в ней важен только ритм, помогающий работе, слова же имеют второстепенное значение.

Других песен, которые можно было бы с той же определенностью назвать трудовыми, в «Ши цзине» нет, хотя остатки их сохранились в зачинах многих других песен. Непосредственно к трудовым примыкали песни-заклинания, обращенные к тотемам— Белому тигру и Единорогу. Их значение — привлечь расположение тотема и тем способствовать производственному процессу. Поэтика заговора очень несложная. В призыве хранить человека повторялись в каждой из трех строф целые фразы. Изменялись лишь два слова. В первой строке называлась каждый раз иная часть тела Единорога (копыто, чело, рог), во второй — упоминался все более широкий круг лиц (сыновья, семья, весь род). Немногие новые слова, которые меняли смысл каждой строфы, выделялись довольно сильно, но ударение в заключении каждой строфы падало на междометия, на которых и построен заговор.

По мере накопления знаний и опыта, содержание песен все более обогащается. Вместе с содержанием усложняется и форма песен. В «Подорожнике» припев «Рвем да рвем подорожник» составляет половину общего количества строк, т. е. повторяется шесть раз. Почти то же самое наблюдается в песнях «Слива уже опадает в саду» (1,11,9) и «Есть у восточных ворот водоем» (I, XII, 4), в которых, правда, по два рефрена (в первой «Ах, для того, кто так ищет меня», во второй «С той красавицей скромной»). Но в песне «Стебли простерлись далеко кругом» припев,-составляющий две первые строки, в третьей строфе уже опускается, да и сами строфы содержат не по четыре, а по шесть строк. Слово в этой песне получает оформление: листва — густая, птицы— желтые, пение — звонкое и т. д. Такие песни еще остаются связанными с процессами труда. От них же ведут происхождение и песни обрядовые («Срезаем траву» IV, 111,5, «Мы с доброй сохою» IV, 111,6), рассматривавшиеся как средство воздействия па природу.