В песнях вырабатываются и сравнения, а затем эпитеты, которые становятся постоянными. Так, девичья красота сравнивается с ценившимся в Китае камнем — нефритом, у красавицы обязательно брови-бабочки (т. е. усики бабочки, брови полумесяцем), пальцы — ростки бамбука (тонкие, нежные, белые), зубы— точно тыквенные семечки (о ровном ряде зубов овальной формы). Мужская сила и ловкость воплощаются в образе тигра — «походка тигриная», «воины-тигры», охотник с «силой тигра». Появляются и другие эпитеты: небо — лазурное, реки — полноводные, юноша или муж — благородный, царь — равный Небу, народ — черноволосый, старики — седобровые, вино — молодое, кубок — из рога носорога и т. д. Так в народной песне складывается свой образный язык.
Прием параллелизма играет большую роль и в композиции. Так. з обрядовой песне по случаю рождения сына поется:
Как саранче крылатой,
Несметной стаей
Сынам и внукам
Твоим плодиться… (I, I, 5)
Эта первая строфа явственно делится па зачин, — сравнение с саранчой, уже ставшей символом плодовитости (две первые строки), и на обращение к человеку (третья и четвертая строки), которому желают столь же обильного потомства (прием гиперболы). Однородна и композиция двух других строф. Повторы здесь, как часто и в других песнях, даются не в припеве, а в зачине. В данной песне остаются неизменными первая и третья строки — о саранче и о сынах и внуках; вторая же и четвертая представляют собой все более усиливающееся (в смысловом и звуковом отношении) определение этих образов.
Песня «Наши крысы», как и предшествующая, имеет форму монолога. За зачином:
Наши крысы, наши крысы, Не грызите наше просо…
следуют строки, в которых устами земледельцев рассказывается, что под грызунами подразумевается аристократия, пожирающая результаты их трудов:
Мы живем у вас три года, А забот от вас не видим…
Содержание первой части строфы приводит поющих к решению, излагаемому во второй:
Бросим вас, уйдем подальше, В земли счастья мы пойдем. В землях счастья, в землях счастья, Там жилище мы найдем…
Все три строфы строятся по этому образцу. Во второй строке меняется одно слово («просо», «пшеница», затем «посевы»); в четвертой—вместо «забот» следует «добрых дел» и «наград»; в шестой — также меняется одно слово. В последней, восьмой строке происходит нарастание эмоции. От надежды —
Там жилище мы найдем… Правду мы себе найдем….
к разочарованию —
В странах счастья, в странах счастья,
От кого рыдать начнем!4 (1, IX, 7)
Так в песне, довольно поздней, раскрывается вся безвыходность положения еще свободных, но уже терпящих сильную эксплуатацию общинников.
В композиции разобранных песен наблюдаются некоторые общие приемы, а именно: замедленное развитие описания («Как саранче») и действия («Наши крысы»), путем повторения целого ряда строк, в которых добавляются лишь отдельные слова, однако именно эти новые слова на фоне общегр повтора выделяются очень резко и усиливают описание либо движение вперед; прием многократности, в данном случае троекратности в изображении, несмотря на общую простоту и лаконизм, производит впечатление длительности и сложности совершающегося.
4 «Хрестоматия по истории древнего Востока», стр. 427—428.
Поэтике фольклора в Китае свойственны повторы не только в зачинах. В ней вырабатывается и припев. Сочетание припева со старыми приемами повторов наблюдается в песне «Иволга», содержащей протест против обычая захоронения вместе с мертвыми и живых: