Поэзия «Гат» сохраняет отчасти и гимновый характер. В то* же время в этих гимнах ощущаются значительные сдвиги. Так, здесь появляются новые образы божеств, олицетворяющие собою различные человеческие добродетели и пороки. Но особенно важно то обстоятельство, что в этой части вырисовываются черты определенной индивидуальности, а это в противовес фольклору характерно, как известно, для творчества различных религиозных и философских школ древней эпохи. ‘Примером может служить вполне связный отрывок, в котором содержатся такие взволнованные, такие скорбные строки, отражающие горечь борьбы за свои убеждения, что при чтении их перед глазами встает живой человек с его мыслями и переживаниями. В этом древнейшем образце «индивидуальной» лирики звучит жалоба «автора» на его бедственное положение и мольба о помощи:

В какую землю бежать, куда я направлюсь? Удаляют меня от родни и племенной знати. И община меня совсем не признает, И не (признают меня)  лживые правители страны. Как, о Мазда, служить тебе, о Ахура? Ведаю я, о Мазда, то,  отчего бессилен я: Мало стад у меня и мало людей.

К тебе  взываю,  погляди,  о Лхура,

Окажи мне помощь, словно друг, поддерживающий друга. Научи меня праведностью обрести благую мысль.

{Перевод И. Брагинского)

Трудно не привести в качестве параллели к этим строкам фрагмент одного из «Благодарственных гимнов» иудейской кум-ранской общины, в котором его автор, как и Зороастр, жалуется на преследования «ищущих обмана» и на изгнание:

«Как .птицу из ее гнезда, так меня вытолкнули из моей страны; все мои друзья и знакомые от меня отступились и сочли меня разбитым сосудом».

Другим аспектом «лирики» «Гат» является прообраз философской поэзии, которой также свойственна ораторская форма, отражающая уровень развития искусства красноречия. Таков небольшой философский отрывок, в котором «автор» обращается к главному божеству нового пантеона с просьбой раскрыть ему тайны мироздания:

Сие спрашиваю тебя, скажи мне правду, о Лхура! Кто был изначально отцом праведности? Кто проложил путь солнцу и звездам… Это « многое другое, Мазда, хочу я знать…

{Перевод //. Брагинского)

Впоследствии, в средние века, литература Ирана философского содержания пользовалась риторическими приемами этого же типа (обращения к божеству, риторические вопросы и восклицания), а иногда даже теми же словесными формулами (фразы «Кто был изначальным отцом праведности» и «Кто проложил путь солнцу и звездам» почти с текстуальной точностью повторяются, например, не раз в лирике поэта и мыслителя-еретика XI в. Насир-и-Хос-рова). Все это дает основание считать некоторые разделы «Гат» зародышем будущей философской лирики.

Последний слой «Авесты» отразил идеологию и идеалистическое учение зороастрийских жрецов. С оформлением зороастрий-ской церкви образцы устного народного творчества, входившие в «Авесту», были подчинены ее учению. Личности Зороастра была придана исключительность, почти божественность. С этой целью в части «Авесты», связанные с его жизнью и деятельностью, были введены мифологические элементы. Так, в «Авесте» рассказывается о попытке Ангра-Маиыо совратить при помощи дэва лжи — Друджа с пути истинного Зороастра, попытке, которая оканчивается неудачей. Вмешательство бога света и добра спасает праведника от искушения и укрепляет его решимость бороться с силами зла.

В дошедших книгах «Авесты» отражено стремление зороаст-рийского духовенства вытравить учение о «Бесконечном времени» (Зрване), которое было признано еретическим.