«Сто стихов о мудрости житейской» открывается циклом, называемым согласно традиционному членению стихами «О глупцах». Но идет ли здесь речь о настоящих глупцах, недалеких людях, людях неразвитого ума?
Уже во втором стихе поэт указывает на тех, кого он имеет в виду:
Проклятие царям!
Проклятие и тем,
Кто за подачку
Им во след готов бежать’
Поэт весьма критичен в отношении традиционно брахманских концепций, в том числе поисков выхода из мирских страданий, через предписания канона.
Под вечер, гневная, она супруга, Сетями нежных рук-лиан опутав крепко, В покои внутренние вводит; И на следы его измены указав подругам,
Чуть запинаясь говорит: «Чтоб это было В последний раз!» Счастливец! Все отрицая, он смеется, а она, Его ударив, разражается слезами.
Индийское предание, окрашенное религией, рассказывает, что драма возникла по просьбе богов как результат творческого созерцания верховного бога Брахмы. Эта мысль лежит в основе трудов древних и средневековых индийских ученых по теории поэзии и драмы. Конечно, это объяснение не имеет ничего общего с действительностью. Однако, если вдуматься в пего, оно содержит наметки правильного решения вопроса о происхождении индийской драмы. Что можно усмотреть в индийском предании? То, что происхождение драмы относится к глубокой древности и связано с отправлением культа. Несомненно, развитие древнеиндийской драмы — весьма длительный и сложный процесс. Индийская драма развивалась из трудовых и культовых танцев и сопровождавших их песен и рассказов. Гимны, обращенные к богам, произносились нараспев, и пение их сопровождалось различными жестами и телодвижениями. Так рождались культовая песня и танец. Танцы составляли неотъемлемую часть всех драматических представлений древней Индии. Различались три рода танца: простой, танец с жестами, но без слов, и танец с жестами и словами. Один и тот же глагол в классическом санскрите означает «танцевать с жестами и словами» или просто «исполнять роль». Песня и танец в свою очередь явились определенным отражением трудовых навыков человека. Драматическое искусство развивалось из народных обрядовых игр и пантомим. В «Ригведе» и позднее в Брахманах, Упанишадах и пуранах имеется диалог. В диалогах «Ригведы» (например, разговоре брата п сестры Ямы и Ями, диалоге небесной нимфы Урваши и царя Пурураваса) можно усмотреть начальную ступень будущего развития драмы.
Конечно, здесь речь идет не об актерах придворного театра, которые услаждали зрение и слух покровителей искусств — знатных меценатов.
Во второй половине I тыс. до н. э. были в Индии актерские труппы, которые ходили по стране, представляя различные сцены.
Однако она имеет ряд особенностей, которые обнаруживаются при сопоставлении ее с другими драматическими произведениями и с правилами теории драмы древней Индии. Само название «Глиняная повозка» является отступлением от известных названий драматических произведений, которые обычно включали имя главного героя или героини. «Глиняная повозка» получила свое название от сцены шестого действия («Ошибка с повозкой»), в которой речь идет об игрушечной повозке сына главного героя Чарудатты.
Симпатии автора отданы отнюдь не аристократии. Раб признан человеком. Причем раб Стхаварака в моральном противоборстве с царским шурином — Самстханакой оказывается выше свободного, выше своего господина.
Характерно последнее действие драмы, в котором жестокий, лживый и трусливый Самстханака обнаруживает всю свою низость. Шудрака противопоставляет подлому клеветнику его благородного и самоотверженного слугу, который во имя спасения Чарудатты от казни отважился всенародно разоблачить преступления, совершенные его господином. Хотя показания раба не имеют законной силы, но горожане, собравшиеся к месту казни, и палачи видят искренность его слов и жалеют невинно осужденного Чару-датту; царский шурин ни в ком не находит сочувствия. Только получивший свободу после свержения с престола злого царя великодушный Чарудатта прощает своего обидчика Самстханаку.
Проклаятье отшельника, как правило, воплощавшее в древнеиндийской литературе идею рока, у Калидасы оказывается преодоленным силой любви Шакунталы.
И здесь Калидаса вводит в драму человека из народа. Шестой акт начинается бытовой, очень жизненной сценкой. Стражники бьют человека, у которого связаны руки, приговаривая при этом:
Сестра лесная. Лунный Свет Лесной, обними меня и ты руками своими, этими ветвями. Я завтра уже буду далеко от тебя. Отец, заботься о ней, как ты заботился обо мне.
В «Шакунтале», так же как и в других произведениях Калидасы, природа в жизни людей играет очень большую роль, она как бы живет одной с ними жизнью, разделяя их горести и радуясь вместе с ними.
Чья мысль на каждом здесь челе,
Что, если суждено мне возродиться,
Вновь буду жить — не на земле.
Калидаса дает понять, что пороки Душьянты свойственны людям, обладающим властью. «О да, такие перемены не редкость в том, кто, властью упиваясь дерзко, как пьян вином»,— восклицает один из учеников приемного отца Шакунталы. Правду о царе говорит шут (царь неспроста побаивается его языка), который ведет себя по отношению к царю весьма смело:
Рубрика 
