Классификация песен по жанрам, послужившая для разделения свода на четыре части, в основном уже встречалась в традиции. Жанры определялись в «Большом предисловии» практическим назначением произведений. Они представляли собой шаг вперед по сравнению с оценками «Малых предисловий», но все же показывали, что в поэтике древнего Китая не было выработано такого разделения литературы на роды и жанры, которое известно уже в древности у греков.
Забвение истинного характера
Забвение истинного характера этого творчества в «Малых предисловиях» раскрывается также в попытках назвать «авторов» песен, связав их с определенными событиями и лицами, хотя имена собственные в них, за редким исключением, отсутствуют.
ОФОРМЛЕНИЕ КОНФУЦИАНСКОЙ ЦЕРКВИ И ДАОССКОЙ ЕРЕСИ
Однако среди передовых людей и в народе хранилась память о Цинь Шихуане как нервом объединителе Китая. Его имя продолжало жить, например, в легенде о государственной печати с чудесами при ее исчезновении и каждом новом появлении в произведениях, созданных на основе народного творчества (См. Ло Гуаньчжун. «Троена рствие», гл. 6: Л о Маодэн. «Плавание Чжэн Хэ по Индийскому океану», гл. 9). Эта нефритовая печать, вырезанная при основателе империи Цинь Шихуане, изображалась как символ власти — преемственного права на трон для Ханей и других династий. Но для правящих это имя всегда звучало как крамола. «Называл Цинь Шихуана первым за тысячи лет императором»,— гласил один из пунктов обвинительного заключения по делу просветителя Ли Чжи (погиб в 1602 г.).
ФИЛОЛОГИЯ и ТЕОРИЯ ПОЭЗИИ
Впитав в себя все достижения науки и культуры, народного * творчества, ораторского искусства и письменности, Сыма Цянь сумел гениально обобщить все, что было создано китайской мыслью к концу I тыс. до и. э. Его труд «Исторические записки», несмотря на последующую редакцию, стал ценнейшим источником для изучения истории, науки, философии и особенно литературы древнего Китая. Он послужил образцом для династнйных историй не только в самом Китае, но и в Корее, Вьетнаме, Японии.
Достижениях науки и искусства
Хань Фэм сидел в тюрьме у Цинь — и вот «Как трудно поучать» и «Одинокая досада» явились также з свет. И «Шн»… был создан вообще людьми ума и мудрости сверхчеловеческой, особой, когда они бывали в горестном порыве! Все эти люди были переполнены склубившимся в них чувством, но не могли в жизнь провести ту правду, что в их душе жила…». (Перевод В. М. Алексеева)
Широта кругозора древнего историографа
Этим объясняется и широта кругозора древнего историографа. Не ограничиваясь одним Китаем, он посвятил отдельные главы описанию соседних стран и народов, остающиеся и поныне единственным письменным источником для изучения их прошлого. Но Сыма Цянь являлся не простым собирателем сведений, а ученым, который нередко делал новые выводы. В конце описания Парфии, например, основываясь на сообщениях знаменитого землепроходца Чжап Цяня (II—I вв.), он приходил к следующему заключению: «Историограф (я) скажет: после хождения Чжан Цяня послом в Дася (Батрию) он дошел до истоков реки (Хуанхэ). Но разве обнаружил он… гору Куньлунь, за которой поочередно скрываются солнце и луна… Поэтому-то я и не смею верить чудесам, о которых говорится… в «Каталоге гор и морей!». Так Сыма Цянь использовал современные ему географические открытия для критики религиозно-мифологического миросозерцания.
Стремление установить исторические рамки существования народа
В своем изложении Сы.ма Цянь использовал уже сложившиеся приемы летописания. Один стиль — перечисление событий в хронологическом порядке (летописи «Весна и осень») — лег в основу глав, посвященных правлению царей; другой стиль — последовательное изложение одного события («Комментария Цзо») — применялся им в основном в «Жизнеописаниях». Но соединение этих стилей — лаконизма летописи и многословия ораторов, было поднято в «Исторических записках» на новую ступень. Созданию настоящего сплава из самых разнородных сведений способствовал и блестящий литературный стиль первого историографа, свойственное ему органическое соединение простого повествования с монологами и диалогами, живых сцен и дискуссий с трагической исповедью поэта или торжественной одой в честь правителя. Перенос художественных и языковых богатств красноречия в письменное творчество, как ранее в поэзию Цюй Юаня, Сун Юя и др., обусловил такое совершенство форм, что уже произведения первого историографа Сыма Цяня восхищают и поныне своим мастерством.
Сокращения языковых излишеств
Такие подробности о событиях политического и иного характера, вплоть до интимных деталей частной жизни в других царствах на протяжении двух с половиной столетий, комментатор мог почерпнуть только в архиве устной речи, т. е. в «Речах царств». Новатором, который соединил в этом комментарии две профессии, два стиля, мог быть или летописец или логограф. Поскольку устная речь была более развитой, а запись се — более сложной, следовало предположить, что этим гениальным автором был логограф. Но предание о «левых» (изо) писцах и название комментария «левый» говорили в пользу летописца. Это подтверждала и другая легенда о летолисце по фамилии Цзо (левый), который ослеп. Он не мог продолжать свое дело, а поэтому, вероятно, обратился к материалам логографов, изучил их и соединил с летописью. В Китае были слепые певцы и учителя, вполне вероятно, что они исполняли речи — образцы политического красноречия в школе и комментария к летописи.
Одно из событий 722 г.
В летописи продолжалась регистрация тех же событий, о которых запрашивали оракула, но в ней значительно расширился их круг. Сюда заносились такие факты, как войны и союзы, рождение и брак, восшествие па престол и смерть государей (вопросы престолонаследия), стихийные бедствия (голод, наводнение, нашествие саранчи), чрезвычайные" происшествия (затмение солнца и луны, падение аэролита) и др. Если в гадательных надписях наблюдались первые попытки назвать место, где произойдет событие, день или луну, то в летописи эти тенденции вводились в систему (в ней почти всюду отмечается название местности, год, время года, луна, день), что указывает на важный этап в развитии мышления и формы повествования — соединение каждого события с временем и пространством. Подобная регистрация свидетельствовала о раннем появлении исторического и географического сознания, которое благодаря канонизации летописи в дальнейшем и включению се в список обязательных учебников вошла у китайцев в привычку и способствовала росту у них этих знаний. Эти документальные записи считались делом государственной важности и велись лишь но указанию царя («без приказа не было записи»).
Несколько записей
Так с кем же, горемыка, завтра ждешь войны?
(Перевод Г. Пиралова)
Комментаторы-схоласты, правда, приписали ее авторство Цао Пи (III в.), императору, сыну одного из усмирителей восстания — Цао Цао. Но в 30-х годах XX в. передовые литераторы сумели выявить эту ошибку. И действительно, в немногих строках этой песни выразились и мечты народа о равных правах на счастье, и прямой призыв переходить от вздохов над своей судьбой к борьбе с богачами и знатью. Она и осталась единственным песенным памятником народных движений, знаменовавших распад империи и конец рабовладельческого строя в Китае.
